История Эрнеста и Селестины

Будем знакомы

(Когда знакомишься, надо представиться)

Селестина: Здравствуйте. Меня зовут Селе­стина. Я мышь. «Маленькая мышка», как обычно говорят. Вы замечали, что всегда говорят «мышка»? Когда не боятся, конечно. А когда боятся, то показывают на тебя пальцем и вопят: «Мышь! Мышь!» Вопят так, будто медведя у себя в ванной увидели. И гоняются за тобой с веником. Ну то есть те, кто похрабрее… Другие вскакивают на стул и вопят уже оттуда: «Мышь! Мышь!»

Но когда не боятся и говорят про тебя за глаза, всегда говорят «мышка». Особенно если рассказывают сказку. «Жила-была маленькая мышка…» Это чушь, потому что мыши — они как все: бывают маленькие, бывают большие, бывают средние; всякая мышь вначале совсем малютка, потом растёт, и дожить свой век может старой-престарой, без единого зуба и вся в ревматизме. Так вот, я — Селестина, мышь как мышь.

Эрнест: Здравствуйте. Меня зовут Эрнест. Я медведь. «Толстый мишка», как обычно говорят. Вы заме­чали, что всегда говорят «мишка»? Когда не боятся, конечно. Когда боятся, если, например, встретят тебя в лесу, тогда показывают на тебя пальцем и орут: «Медведь! Медведь!» — так истошно, будто целую ор­ду мышей у себя в кухне увидели. И удирают со всех ног. Ну то есть те, которые не злые. Потому что другие — те в тебя стреляют из ружья. Да, вот именно, из ружья! Но когда про тебя говорят за глаза, всегда говорят «мишка». Особенно если рассказывают сказку: «Жил-был толстый мишка…» Это чушь, потому что медведи — они как все: бывают толстые, бывают тощие, бывают ни толстые, ни тощие. Вот я — медведь не толстый и не тощий. Ну то есть под конец зимы тощаю (с голоду), а к концу лета толстею (отъедаюсь). А, и ещё: я никакой не мишка, я же не плюшевый. Нет, я — Эрнест, медведь как медведь.

Автор: Здравствуйте. Я Автор. Тот, кто рассказывает эту историю. Я хочу рассказать вам историю Эрнеста и Селестины. Свет не видывал такой крепкой дружбы, как у Эрнеста и Селестины, но они почти никогда не соглашаются друг с другом. Если бы они сами рассказывали эту историю, никто бы ничего не понял. Хотите убедиться? Достаточно задать им хотя бы такой вопрос: Эрнест, Селестина, как вы познакомились?

Селестина: В помойке.

Эрнест: Правда!

Селестина: Я сидела в помойном баке, дело было утром, Эрнест открыл крышку, увидел меня и хотел съесть.

Эрнест: Неправда!

Селестина: Разве ты не хотел меня съесть?

Эрнест: Я только сделал вид. В шутку!

Селестина: Ну конечно, в шутку! Ещё как всерьёз! Если бы я тебе не вправила мозги, ты бы меня живьём проглотил!

Эрнест: Вот уж нет! Ни один медведь не ест мышей!

Селестина: Медведь, когда голодный, ест всё что ни попадя!

Эрнест: Я в жизни ни одной мыши не съел, Селестина! И уж никак бы не стал начинать с тебя!

Селестина: В то утро ты был такой голодный, что проглотил бы какую угодно мышь!

Эрнест: Ничего подобного!

Автор: Видите, лучше я буду рассказывать, а то мы никогда не сдвинемся с места.

2

Верхний мир и нижний мир

(Медведи и мыши)

В начале этой истории Эрнест и Селестина ещё не бы­ли знакомы. И это естественно. Селестина жила в нижнем мире, с другими мышами, а Эрнест жил в верхнем мире с другими медведями. Так уж оно повелось с незапамятных времён: внизу мир мышей, наверху мир медведей, и они друг с другом не водятся.

Но с незапамятных времён каждую ночь мыши надевают свои рюкзачки и идут отовариваться в верхний мир. Разумеется, не попадаясь на глаза и двигаясь как можно бесшумнее. Потому что если какой-нибудь медведь заметит у себя в доме мышь… О, если медведь заметит мышь, ужас что может произойти!

Мыши с зелёными рюкзачками приносят корочки хлеба, горошины, макаронины, конфеты, орешки, кусочки сахара, виноградины, обрезки сыра, вишни (когда они поспевают) — словом, всё, что нужно, чтобы прокормить нижний мир.

Мыши с красными рюкзачками приносят лоскутки, пуговицы от штанишек, застёжки-молнии, заколки, шнурки, нитки, шерстяную пряжу — словом, всё, что нужно, чтобы одеть нижний мир.

Мыши с серыми рюкзачками приносят гвозди, шурупы, кнопки, булавки, провода, изоленту, батарейки — всё, что нужно для благоустройства нижнего мира.

А мыши с белыми рюкзачками…

* * *

Селестина: Стоп, Автор! Сто-о-оп! Ты не имеешь права рассказывать, что носят в белых рюкзачках! Это тайна! Только мышь может сказать, что носят в белых рюкзачках! И то не всякая, а только та, которая сама с таким ходит!

Автор: Прямо как ты, Селестина, в начале этой истории?

Селестина: Вот именно!

Автор: Тогда скажи! Что ты носила в своём белом рюкзачке?

Селестина: Не сейчас! Сначала надо рассказать, что было сначала.

Автор: Что было сначала?

Селестина: С чего началась вся история! Завязка, если тебе так больше нравится.

3

Что было сначала

(Надо же начать, в конце концов)

Началось всё с того, что у малыша Леона выпал первый молочный зуб. Кто такой малыш Леон? Малыш Леон — медвежонок, капризный сынок Жоржа и Люсьены. Кто такие Жорж и Люсьена? Папа и мама малыша Леона, ясное дело! Жорж — здоровенный тёмно-бурый медведь, а Люсьена — кругленькая такая светло-бурая медведица. Жоржа вы, впрочем, знаете, у него кондитерская напротив школы, и он на переменах продаёт вам сладости. С Люсьеной вы познакомитесь позже, когда вырастете: через улицу от кондитерской она делает новенькие зубы, чтобы заменять ваши собственные, испорченные сладостями Жоржа.

Так вот, в ту ночь Селестина (с белым рюкзачком на спине) забралась в дом Жоржа, Люсьены и Леона. Она прокралась в спальню малыша Леона, спряталась в тапочке и принялась рисовать.

(Ах да! Я забыл сказать, что Селестина обожает рисовать. Левой рукой, потому что она левша. С малых лет она рисует всё, что видит, и всё, что ей в голову взбредёт. Это её страсть. Больше всего на свете она любит рисовать и писать красками, только об этом и думает, только этим и занимается, только этим и живёт, и началась-то вся наша история из-за этой её страсти.)

Селестина рисовала Жоржа и Люсьену, которые в тот момент любовались зубиком, только что выпавшим у Леона.

— Смотри, — говорил Жорж, — у Леона выпал первый зубик!

— Прямо жемчужинка! — воскликнула Люсьена.

— И никаких следов сахара! — заметил Жорж.

— Вфо равно я пвохо выгляву бев вуба, — проворчал Леон из фвоей кроватки (простите, из своей кроватки).

— Не плачь, мой хороший, вот Мышка придёт… — сказала Люсьена.

— Какая мыфка? — спросил Леон.

— Сказочная Мышка, — объяснила Люсьена.

— Не флыхал про такую.

— Потому что у тебя ещё не выпадали зубки!

— Какое ей дело?

— Т­о-то и оно, что дело, сынок! — воскликнул Жорж. — Твоя первая сделка, мой медвежоночек!

— Я положу твой зубик под подушку, — с улыбкой объяснила Люсьена, — и, пока ты спишь, Мышка положит вместо него денежку!

— Больфую денефку? — спросил Леон.

— Евро, — предположила Люсьена.

— Два, — заспорил Леон.

— Ладно, два, — согласился Жорж.

— Вфо равно это глупости, — заключил Леон, — фкавочных мыфек не бывает!

Тут Селестина прыснула. На неё напал такой неудержимый смех, что всё её тельце сотрясалось. И она выронила карандаш.

«Тук!» — карандаш упал на пол.

— Что это стукнуло? — спросил Жорж, настораживаясь.

«Тьфу ты!» — подосадовала про себя Селестина. Она забилась поглубже в тапочку, едва осмеливаясь дышать, и выждала некоторое время. Потом, решив, что опасность миновала, с превеликой осторожностью высунулась, чтобы подобрать свой карандаш.

— Мы-ы-ышь! — завопила Люсьена.

— Где? — взревел Жорж, хватаясь за веник.

— Та-а-ам! — вопила Люсьена.

«Шарах!» — обрушился веник на Селестину. Она едва успела отскочить в сторону. «Шарах! Шарах! Шарах!» — не унимался веник. Мимо! Мимо! Опять мимо! Селестина нырнула в тапочку и подхватила свой белый рюкзачок.

— Где она? Где? — вопрошал Жорж.

— В тапочке! — кричала Люсьена.

Веник расплющил тапку в лепёшку, но Селестина уже скрылась за лампой. Лампа разлетелась вдребезги, однако Селестина была уже под комодом. От комода остались одни щепки, а Селестина выскочила за дверь.

— В нашей спальне! Она в нашей спальне! — вопила Люсьена, стоя на стуле.

Спальня,